Учился в Падуанском университете в Италии, ректором которого в то время был польский вельможа Я. Замойский; вероятно, именно тогда между ними возникли дружественные отношения, скрепленные браком польского магната на сестре С. Б.— Гризельде. В 1571 — 1576 гг. семирад-ский князь. Когда из Польши бежал в июне 1574 г. ее король Генрих Валуа, сенат собрал в Варшаве сейм, решив-

ший назначить новые выборы. Прибывший в Польшу посол турецкого султана Амурата предложил полякам для избрания 3 кандидатуры: сандо-мирского воеводу Яна Костку, шведского короля или С. Б. Тут же шляхта провозгласила «королем» Анну Ягел-лонку с тем, чтобы выдать ее за С. Б., который сразу же дал согласие и на брак, и на корону.Он присягнул на верность полякам. Весной 1576 г. он отправился в Варшаву, где ему подчинился примас, короновавший его. Нового короля признали также Литва и Великая Польша. Пруссия подтвердила свои вассальные обязательства в Торне. Лишь Данциг (совр. Гданьск) не признал короля и взбунтовался, «доверяя своим башням и рвам». Несмотря на мужественную защиту своего города, Данциг был взят, и С. Б- стал после этого именоваться «паном польской Венеции». Останавливая свой выбор на мало кому известном С. Б., поляки полагали, что он будет следовать их желаниям. Однако мало кто предполагал, насколько быстро он приберет к рукам всю власть в королевстве. -Проявляя непреклонную настойчивость и беспощадную жесткость, С. Б. немедленно приступил к самому ревностному занятию государственными делами. Когда взбунтовалась часть днепровских казаков, он приказал казнить их десятками и, как передавали, разрубать трупы на части. С. Б. говорил лишь по-венгерски и на латыни и вовсе не собирался изучать язык своих подданных. Со своей престарелой супругой — Анной Ягеллонкой он считал достаточным вести все разговоры через переводчика. Будучи по натуре воином и страстным охотником, С. Б. вел простой для своего положения образ жизни. По словам Валишевского, «выражая сочувствие протестантству в Седмиградии, он был ярым католиком в Польше; он устроил так, что избирательному сейму его представлял арианец Бландрата. После же избрания в короли советниками его стали иезуиты». С. Б., вступая на престол, обещал вернуть Литве русские земли, отвоеванные у литовцев Иваном III Васильевичем, его сыном Василием III Ивановичем и внуком Иваном IV Васильевичем, и теперь собирался сдержать свои обещания. Несмотря на свою жесткую политику, С. Б. долго еще пришлось преодолевать многочисленные препятствия, чинимые ему его своевольными и не привыкшими к дисциплине подданными. Все это требовало времени, да к тому же новый король и не торопил его, готовя армию к продолжительной войне: и 'собирая для этого средства. Поэтому в 1577 г., узнав о походе Ивана Грозного в

польскую часть бывшей Ливонии, он ограничился лишь упреком в его адрес в том, что московский царь, послав «опасную грамоту» для проезда в Москву «больших» польских послов с целью их участия в мирных переговорах, без объявления войны начал захватывать польские владения в Ливонии. Иван IV, не принимая всерьез нового польского короля, высокомерно отвечал на это следующим образом: «Мы с Божиею волею отчину свою Лифляндскую Землю очистили, и ты бы свою досаду отложил. Тебе было в Лифляндекую Землю вступаться непригоже, потому что тебя взяли с Седмиградского княжества на корону Польскую и на великое княжество Литовское, а не на Лифляндскую Землю; о Лифлянской Земле с Польшею и Литвою что велось, то делалось до тебя; и тебе было тех дел, который делались до тебя, перед себя брать не пригоже. От нашего похода в Лифляндскую. Землю наша опасная грамота не порушилась; неприязни мы тебе никакой не оказали, искали мы своего, а не твоего. Литовского великого. княжества и Литовских людей ничем не зацепили. Так ты бы кручину и. досаду отложил и послов своих отправлял к нам не мешкая». «Большие» послы прибыли в Москву в январе 1578 г., но переговоры с ними зашли в тупик: в упоении своих успехов в Ливонии царь потребовал для заключения мира, кроме Ливонии, еще Курляндию и Полоцк, а также Киев, Витебск и Канев. Он не скрывал своего пренебрежительного отношения к С. Б.: «О Сед-миградском же государстве мы нигде не слыхали и государю вашему Стефану в равном братстве. с нами быть непригоже; а захочет с нами братства и любви, так он бы нам почет оказал». Послы обиделись, и 25 марта, 1578 г. была составлена перемирная грамота лишь на 3 года, причем в ней царь называл польского короля не братом,, а соседом. Примерно в то же время в Варшаве после обсуждения вопроса о том, с каким из неприятелей начинать военные действия с Крымом или с Москвой, было решено воевать с последней. Чтобы как следует приготовиться к вторжению в русские пределы, С. Б. затянул переговоры, о мире почти на год, в, течение которого московское войско потерпело ряд чувствительных поражений, в Ливонии. И вот, когда осадная русская артиллерия в 1579 г. прибыла в Псков, чтобы оттуда вместе с большим войском во главе с царем перевести ее к Колыва-ни (Ревелю), безуспешная осада которого русскими слишком уже затянулась, С. Б., послав царю взметную грамоту, перешел с сильным войском рус-

скую границу. Многие советовали ему идти прямо на Псков, заняв который, он бы оседлал единственный путь из Москвы в Ливонию. Однако король сначала пошел к Полоцку, недавно захваченному Москвой, и контролировавшему пути, шедшие из России в Литву и Ливонию, и среднее течние Западной Двины. У С. Б. было 55 тыс. чел. (40 тыс. конницы и 15 тыс. пехоты). При короле находился перебежавший к нему от русских датский полковник Фаренсбах, много поведовавший о секретах русского командования полякам. Папа Григорий XIII прислал королю в подарок драгоценный меч вместе с благословением на успешную борьбу с «врагами христианства», как он тогда называл русских. С. Б. весьма искусно выбрал местом сбора своей армии небольшой г. Свир, откуда он мог идти как на Полоцк, так и на Псков, что окончательно запутало Ивана IV относительно дальнейших намерений поляков. Царь полагал, что коли война идет из-за Ливонии, то Баторий направится туда, и потому из 60 тыс. чел., которыми государь располагал в Ливонии, он значительную часть войска отправил за Двину, в Курляндию. Между тем С. Б. из Свира быстро направился к Полоцку и в начале августа осадил его, не дав времени на дополнительное укрепление города, обнесенного лишь деревянной стеной. 29 августа венгерские наемники со смоляными факелами бросились к стенам и подожгли их. Вскоре Полоцк был взят, большая часть его жителей погибла или сдалась в плен. Вслед за Полоцком был зажжен и взят Сокол, в котором немцы устроили настоящую резню, а затем и остальные 5 крепостей, построенных русскими. Кроме того, гетман князь К. К. Острожский опустошил Северскую землю, до Стародуба и По-чепа, а оршанский староста Ф. Кми-та — Смоленскую. С. Б., желая выиграть время для подготовки похода в будущем году, послал Ивану Грозному грамоту, в которой укорял царя в том, что-де христианская кровь проливается из-за его гордости, давая тем самым понять, что не прочь продолжить мирные переговоры. Послав Ивану Грозному в ответ на его послание грамоту, в которой писал, что ожидает от него послов, С. Б. в июне 1580 г. двинулся со всем войском из Вильно в Чашники, расположенные на равном расстоянии от Смоленска и Великих Лук. Как и в прошлом году, такой маневр снова сбил с толку московских воевод, не знавших, куда двинется король — то ли на Смоленск, то ли на Великие Луки и Псков. К тому же, царь значительную часть своего войска должен был отправить на южную границу, где ожидали

нападения крымских татар, и на северо-западную — против шведов. От Чашников С. Б. пошел с войском в 50 тыс. чел. (из них — 21 тыс. пехоты) к Великим Лукам. Вскоре Я. За-мойский сжег деревянную крепость Велиж, а затем взял Усвят. При таких обстоятельствах, поборов свою гордость, царь приказал своим послам, отправленным к Баторию, но потом задержанным из-за открытия им военных действий, продолжить свою поездку и начать переговоры о мире. Князю И. В. Сицкому, Р. Пивову и Ф. Пантелееву было предписано, чтобы они вели себя крайне сдержанно в стане врага, поэтому они вынуждены были терпеливо сносить все насмешки и издевательства со стороны поляков и литовцев, лишь только переступили русскую границу, хотя и вели себя с подобающим достоинством, как послы могущественной державы. Послы предложили королю от имени Ивана IV Полоцк, Курляндию и 24 города в Ливонии. Однако С. Б. ответил, что согласится на мир лишь при условии уступки ему всей Ливонии, Пскова, Новгорода, Смоленска, Великих Лук и на глазах русских послов начал активную осаду Лук. После многочисленных попыток Я. Замойскому все же удалось зажечь деревянные стены этой крепости. Вскоре князь Збаражский с польской, венгерской и немецкой конницей разбил под Торопцем русский отряд во главе с воеводой князем В. Д. Хилковым, затем поляки зажгли и

взяли Невель, Озерище и Заволочье. Лишь воевода И. М. Бутурлин одержал блистательную победу над Ф. Кми-той; он настиг его в 40 верстах от Смоленска, взяв знамена, весь обоз, 10 пушек, 50 затинных пищалей и множество пленных. В феврале 1581 г. поляки взяли Холми и выжгли Старую Руссу, а в Ливонии вместе с перешедшим на их сторону бывшим ливонским королем Магнусом опустошили Юрьевскую волость. Шведский король Юхан III Ваза, ярый противник Ивана Грозного, также вступил в войну с Россией. Успехи же московского войска за это время ограничились лишь удачным набегом на литовские волости, граничившие со Смоленском, но при этом под Шкловом был убит воевода P. М. Бутурлин. Царь в это время справлял в Москве свою 7-ю свадьбу, а С. Б. деятельно готовился к новому большому летнему походу в Россию, предпринимая титанические усилия, чтобы занять денег и уговорить сейм о необходимости продолжения войны, чтобы полностью овладеть Ливонией, а по возможности, и завоевать и часть коренных российских земель. Поляки, воодушевленные его победами, решили дать королю денег для ведения войны еще в течение 2 лет. Большую пользу принесли С. Б. и его связи с папской курией. У царя разведка была поставлена из рук вон плохо, и потому он, ничего не зная о тайных связях С. Б. с папой, имевшего свои виды на завоевания польского короля в Восточной Европе, решил пожаловаться на Бато-рия папе римскому и императору Священной Римской империи Рудольфу II, отправив в конце 1580 г. к ним своего посла Шевригина, который должен был просить папу склонить С. Б. к миру с Москвой. Одновременно с этим продолжались и непосредственные переговоры между царем и королем. Царские послы должны были предложить Баторию за мир всю Ливонию, кроме 4 городов. Но С. Б., уверенный в своих будущих ратных успехах, не только не согласился на это, но и превысил свои прежние требования: теперь он уже хотел и Себежа, и уплаты контрибуции в 400 тыс. венгерских червонцев. Узнав об этом Иван Грозный рассвирипел и, когда к нему прибыл гонец от Батория, встретил его холодно, не спросив, согласно этикету, о здоровье короля, и послал в ответ грамоту, начинавшуюся словами, которые должны были ранить самолюбие С. Б.: «Мы, смиренный Иоанн, Царь и великий князь всея Руси, по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению...» Изложив далее условия, на которых он признает возможным подписать мирный договор,

царь начал укорять Батория в нарушении перемирия и грубости его подданных в отношении русских послов. К тому времени Баторий уже закончил приготовления к походу, ему не нужно было больше тянуть время, и он отправил Ивану Грозному письмо, полное грубостей и всяческих гнусных намеков, называя русского царя Фараоном Московским и волком, а затем вызвал на поединок. Летом 1581 г., выступая в поход, Баторий собрался было идти прямо к Новгороду, поскольку получил известие, что тамошние служилые люди готовы перейти на его сторону, но затем было решено двинуться к Пскову, взятие которого отдавало в руки поляков всю Ливонию. Овладев по пути г. Остров, С. Б. во гдаве 100-тысячного войска 26 августа подошел к Пскову. Однако на этот раз русские не были застигнуты врасплох и сумели подготовить одну из самых мощных своих крепостей к обороне. Командовали защитой города самые опытные воеводы, имевшиеся тогда у Ивана Грозного в наличии: князья И. П. Шуйский и В. Ф. Скопин-Шуйский. Уже скоро С. Б. понял, что сведения о слабости Пскова, имевшиеся у него, неверны, и с тем войском, которое он привел с собой, вряд ли можно будет рассчитывать на успех. Весь сентябрь и октябрь поляки, немцы, венгры и проч. безуспешно пытались сломить упорство осажденных, но на этот раз успех не сопутствовал польскому королю. Между тем погода портилась; •наступила глубокая осень и начались морозы. 2. ноября Баторий повел свои войска но новый штурм, который, однако, опять закончился неудачей. Король, несмотря на это, решил оставить свое войско зимовать под Псковом, а сам уехал в Варшаву, якобы на сейм. В тот год полякам не везло и в других местах Так, С. Б. послал X. Радзивилла, Ф. Кмиту и М. Гарабурду на Верхнюю Волгу; они дошли до Ржева и Старицы, но, поверив слухам, что к ним навстречу движется сам царь с большим войском, повернули вспять. Результатом посольства Шевригина было то, что папа, почувствовав момент, решил воспользоваться слабостью царя и возобновить попытки обращения России в католическую веру. Он направил в Москву своего посла — ученого иезуита А. Поссевино, который, разумеется, вначале заехал к С. Б. в Вильно (еще перед походом на Псков), видимо, привез ему благословение папы на новые подвиги против «врагов христианства», а затем отправился в Москву. Там он объявил Ивану Грозному, что Баторий не желает мириться без всей Ливонии. Главной целью приезда Поссевино в Россию было убедить царя

вступить в унию с католической церковью. Однако Иван сначала хотел использовать его в качестве гонца к С. Б., а уж потом вести с ним разговоры о вере. Он объявил ему свои условия мира с королем: Россия уступает полякам 66 городов в Ливонии и 5 русских городов — Великие Луки, Холм, Невель, Велиж и Заволочье, но требует для себя 35 ливонских городов. Поскольку, вернувшись от Батория, Пос-севин настаивал, чтобы царь отдал полякам всю Ливонию, северная часть которой тем временем была уже в руках шведов, Иван Грозный и его Дума решили, что «теперь, по конечной неволе, смотря по нынешнему времени, что Литовский король со многими Землями и Шведский король стоят за одно, с Литовским бы королем помириться на том: Ливонские бы города, которые за Государем, королю уступить, а Луки Великия и другие города, что король взял, пусть он уступит Государю; а помирившись с королем Стефаном стать на. Шведского, для чего тех городов, которые Шведский взял, а также и Ревель, не писать в перемирные грамоты с королем Стефаном». На основании этого решения в декабре 1581 г. в д. Киверова Гора уполномоченные князь Д. П. Елецкий-Борода и печатник P. М. Олферьев начали переговоры о мире. 6 января было заключено перемирие на 10 лет на условиях, предложенных Иваном Грозным, означавшее потерю Ливонии, за которую он так страстно боролся в течение 20 лет. Со смертью царя в начале 1584 г. С. Б. не только не собирался прекратить войну с Москвой, но строил грандиозные планы о нанесении России последнего сокрушительного удара. Далее, он лелеял мечту о великом походе всего христианского мира на Константинополь, во главе которого бы стоял он, С. Б. Король рассчитывал вторгнуться в Турцию с 170-тыс. армией. Однако польским вельможам уже надоели тяжелые и разорительные войны; к тому же, в случае удачного для Польши их исхода, они опасались усиления власти короля над ними. В результате противодействия панов и короля в Речи Посполитой образовались два могущественных лагеря: первый взглавлял Я. Замойский, второй — магнаты Зборовские, причем отношения между противниками часто доводили до кровопролития, и вместо дружной подготовки к походу на Россию в Польше начались разброд и шатание. Тем не менее, после вступления на престол царя Федора Ивановича С. Б. послал в Москву Л. Сапегу, который, чтобы застращать нового русского царя, объявил, что турецкий султан собирается напасть на Россию, и потребовал возвра-

щения всех литовских пленников без выкупа, а за русских пленных запросил 120 тыс. золотых. В знак своих мирных намерений Федор Иванович велел отпустить без всякого выкупа на волю всех пленных поляков и литовцев, а о своих пленниках приказал сказать, что передает решение вопроса об их судьбе в руки польского короля. На последйе-го, однако, этот великодушный жест не произвел никакого впечатления: он по-прежнему грубо обращался с русскими послами, не отпустил ни одного пленного и упорно продолжал настаивать на передаче ему Смоленска, северских городов, Новгорода и Пскова. У Батория открылись старые раны на ноге, и многие полагали, что жить ему осталось недолго. Некоторое время на польско-русской политической сцене разыгрывалась идея объединения Польши и России, и в Москву даже приезжал специальный посол Батория М. Гара-бурда, предлагавший боярам заключить между Польшей и Россией прочный мир с условием, что если первым скончается С. Б., то Федор Иванович становится польским королем, если же первым умрет бездетный Федор Иванович, то на его место избирается С. Б. Однако Боярская дума с возмущением отвергла такое предложение, и Гарабурда ни с чем уехал домой. Баторий все это время усиленно готовился к войне; в этом ему помогал, кроме Я. Замойского, и А. Поссевино, считавшийся духовником престарелой Анны Ягеллонки. Хитрому иезуиту удалось даже выпросить у нового папы, Сикста V, известного своей скаредностью, 250 тыс. скудий в качестве весьма щедрого вспомоществования Ба-торию для новой войны с Россией. Однако в самый разгар приготовлений к этой кампании (12 ноября 1586 г.) С. Б. скоропостижно скончался от простуды, а может, от отравы.